Отбросить тело и сознание: пластический спектакль Sho-bo-gen-zo Жозефа Наджа показали на Чеховском театральном фестивале

Жозеф Надж — венгр, родом из Югославии, возглавляющий сегодня Национальный хореографический центр в Орлеане. Его постановки «Войцек» и «Полуночники» на давних гастролях в России были признаны критиками лучшими зарубежными спектаклями года. Новый спектакль автор назвал не по-европейски проникновенно: Sho-bo-gen-zo (переводится как «Взгляд на сокровище истинного закона»), вторя заголовку дзен-буддистского трактата Догэна, японского мыслителя ХIII века.

Задача Наджа свелась к тому, чтобы показать разницу между нынешним и прошлым миром: Догэн культивировал деликатность, обучая адептов созерцанию, а наши дни славятся шумом и агрессией. Постановщик попытался скрестить принципы медитации и противоположные им реалии современности. К первым относятся приметы японской культуры и признаки «естественной» жизни: в руках артистов мелькают деревянные палочки, из кулаков сыплется песок, бросаются крупно-дырчатые сети, складываются оригами и разлетаются пучки соломы. За наши дни отвечают черные пластиковые мешки (видимо, с мусором?), швыряемые из-за кулис на пол. И «рваная» импровизационная музыка в исполнении виолончелистки Жоэль Леандр и универсального музыканта Акоша Селевени, извлекающего звуки из всего — от саксофона и флейты до гонга и винтовочных патронов.

Исполнители тоже импровизируют, заранее договорившись лишь о вступлении и финале. В начале 55-минутного спектакля Надж выходит на сцену в современном костюме-двойке, но в маске самурая на лице. Его партнерша Сесиль Луайе выплывает ему навстречу мелкими шажочками актрисы театра Но, облаченная в белое кимоно и белую театральную безликую маску. Парочка будет судорожно двигаться (японский стиль «буто» для западных людей похож на жесты больного церебральным параличом). Резкие пластические «взрывы» средствами европей­ского современного танца сменятся внезапным затишьем. Надж и Луайе сжимают в руках комки глины, меняя их форму: как и бесконечные впадения персонажей в прорези на заднике, это, вероятно, знак вечного космического круговорота. Финал, с окончательным уходом в черную пустоту, заимствован из древних японских пьес: он и она, кажется, совершают ритуальное самоубийство, выпивая красную жидкость (яд?) из ножки стула. Того самого, на котором они долго и протяжно медитировали.

Надж поставил перед публикой трудную задачу. Невозможно предположить, что она в массе своей знакома с буддистскими трактатами и в состоянии проникнуть в употребленные символы и намеки. Но и спасительных эмоций, за которые может зацепиться восприятие, в концептуальном опусе тоже нет, а раз так, то спектакль превращается в решение интеллектуального ребуса. Впрочем, не исключено, что многие зрители сумели угадать философские идеи Наджа. Или просто увидели грезы о Японии, построенные, как говорит автор, на «взаимоотношениях самурая и традиционно воспитанной молодой японки».Источник: РБК daily