Фанни Ардан: «Для меня фильм Германа «Трудно быть богом» — политическое искусство»

В Москве на показе своего фильма побывала Фанни Маргерит Жюдит Ардан, знаменитая француз­ская актриса, муза Франсуа Трюффо, когда-то едва ли не самая жгучая брюнетка французского кино (с недавних пор, со времени съемок в фильме «Лучшие дни впереди», она блондинка), а теперь еще и режиссер. Драма «Навязчивые ритмы» с Азией Ардженто о виолончелистке, потерявшей любовь, но вернувшейся к музыке, — второй режиссерский опыт Ардан. На московской пресс-конференции она пообещала, что никогда не решится копировать великих режиссеров, с которыми свела ее судьба, таких как Трюффо, Антониони, Скола. Корреспондент РБК daily МАРИНА ЛАТЫШЕВА поговорила с ФАННИ АРДАН о ее фильме, о Европе от Атлантики до Урала и о политическом искусстве.

— «Навязчивые ритмы» — второй фильм режиссера Фанни Ардан. И он, как и первый, не о Франции, снят не во Франции, его персонажи говорят на разных языках. Почему так? Вы себя ощущаете больше европейцем, чем француженкой?

— Да, так и есть. Я именно европей­ский человек по духу, и мне понравилась мысль, что все эти люди, как атомы, переносимые с места на место, оказались в одном городе, они говорят на разных языках, но объединены чем-то, заняты одним делом.

— Среди героев есть и русский персонаж, звучит русская речь. Вы и Россию включаете в общее европейское культурное пространство? Потому что у нас многие считают, что мы не Европа, а Азия.

— Да. Я как генерал Шарль де Голль, который говорил, что Европа простирается от Атлантики до Уральских гор. Когда я в Москве, я говорю, что я у себя дома.

— Ваш режиссерский дебют был о жизни на Балканах. Есть одна актриса, совсем не похожая на вас, которая тоже сняла свой первый фильм о Балканах. Это Анджелина Джоли. Ее фильм, кстати, называется «В краю крови и меда», ваш — «Прах и кровь».

— Я снимала в Трансильвании, а вообще собиралась работать в Албании, но, увы, не получилось. Хотелось сделать кино, связанное со всеми этими старыми албанскими традициями — вендеттой, кровной местью, разными обычаями. Мне кажется, всеобщий интерес к этим местам связан с тем, что это такая точка на карте мира, где ничего не изменилось за последние 200 лет. Там стога сена, там давят вино­град, там урожаи, посевы, ритм крестьянской жизни. Мне и хотелось найти традиционное общество.

— Помните историю о том, как на вас обиделись в Италии после ваших высказываний о «Красных бригадах» и Ренато Курчо, которым вы восхитились?

— Меня неправильно поняли. Я говорила тогда, что испытываю меньшее уважение к людям, которые пошли на сделку со следствием, донесли на остальных и вышли на десять лет раньше, чем к лидеру «Красных бригад», который 30 лет провел в тюрьме и искупил все, что сделал. Мне казалось, люди, которые расплачиваются за свои по­ступки, заслуживают уважения.

— Я к тому, что вы ведь политолог по образованию. Не хотели бы заняться политикой?

— Меня волнует в политике только один вопрос — вопрос справедливо­сти. Если политика в какой-то степени помогает воздать должное, исправить совершенное зло, тогда я за политику. Во всех остальных смыслах она мне неинтересна.

— А что, за вас бы проголосовали.

— (Смеется.) Внутренняя политика, которая слишком близко смыкается с желанием понравиться, угодить, которая касается того, что одного персонажа мы назначим туда, другого сюда, — все это мне совсем скучно. А вот внешняя политика, в которой гораздо больше видны какие-то силовые линии, напряжение, увлекает гораздо больше. Другой вопрос, что политика в любом случае не интересует меня во всем, что касается предвыборных обещаний и речей. Это все совершенно артистические жесты, выдумки.

— То есть своего участия в общественной деятельности не исключаете?

— (Задумалась.) Не думаю. Я человек опасный.

— «Фанни Ардан, «Анархизм и сюрреализм» — это что за работа?

— О! Вы об этом знаете? Это моя диссертация в Институте политиче­ских исследований, она была посвящена связям между литературно-художе­ственным движением сюрреализма и анархизмом.

— А сегодня существует какое-то политическое искусство, которое вам было бы интересно?

— Мне кажется, что настоящий отклик, настоящее политическое значение имеют те художественные поступки, которые изначально не мыслились как акция, которые шли от чистоты сердца, от порыва. И уже потом приобрели соответствующий актуальный политический смысл. Для меня фильм «Трудно быть богом» Алексея Германа — это политическое явление. Я его, правда, не видела еще, очень жду и надеюсь увидеть. Но надеюсь, что это именно политический акт.Источник: РБК daily