Эксперты: 130 млрд руб. на науку потратят неэффективно

Более 130 млрд руб. из 2,5 трлн, которые планируется потратить на госпрограмму «Развитие науки и технологий» с 2013 до 2020 года, могут быть потрачены неэффективно, считают в РАНХиГС. Эти деньги планируется потратить на перспективные исследования. Ученые считают, что прогнозы будущего развития науки неточны, а приоритеты расставлены неправильно.

В докладе критикуется прогноз научно-технологического развития России до 2025 года и такой же документ, но уже до 2030 года. Они были подготовлены Министерством образования и науки совместно с ВШЭ. На их основе, как пишут авторы исследования «Национальная научно-технологическая политика «быстрого реагирования»: рекомендации для России», была частично составлена госпрограмма поддержки науки и техники, определяющая ключевые и приоритетные направления российской науки, которые могут рассчитывать на получение грантов по федеральной целевой программе (ФЦП).

Последний прогноз был утвержден правительством в начале этого года. Всего в документе выделено 46 «тематических областей научных исследований», 224 «области задельных исследований» и 1063 «приоритета исследований и разработок». В ФЦП «Исследования и разработки» на 2014—2020 годы заложено 239 млрд руб., из которых 131,2 млрд пойдет на финансирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

В РАНХиГС уверены, что в прогнозы «перспективные» направления попадают с опозданием, когда у других стран уже есть явные конкурентные преимущества, а Россия вряд ли сможет догнать лидеров. Зато там нет направлений, которые во всем мире только начинают разрабатываться, при этом ни одна страна еще не может заявить о себе как о лидере в данной области.

Представить Минобрнауки ответил РБК, что по некоторым направлениям задел отечественной науки и технологического сектора пока еще уступает зарубежному. Вместе с тем это не означает, что Россия не должна развивать эти направления для обеспечения конкурентоспособной позиции на инновационных рынках, а по отдельным направлениям и технологиям — и в целях поддержания и усиления национальной безопасности.

Суть проблемы

Авторы доклада во главе с директором Центра научно-технологической экспертизы Натальей Кураковой проанализировали все ключевые направления, указанные в прогнозе до 2030 года, и подсчитали, что по всем из них зарубежные компании уже обладают максимальным количеством патентов (входят в число топ-10 патентообладателей). По ее мнению, это означает, что исследования в этих областях перешли от стадии первичных разработок к активной технологизации и внедрению в промышленность, то есть России придется догонять своих конкурентов в этих областях.

По целому ряду областей, таких как «конструкционные и функциональные материалы», «глубокая переработка органических топлив», «интеллектуальные энергетические системы будущего», «новые материалы и катализаторы для энергетики будущего», «развитие единого транспортного пространства», «лесные биотехнологии», «аквабиокультура» и др., зарубежные компании занимают не только все позиции в рейтинге топ10 патентообладателей, но и до 90% позиций в рейтинге топ30 и топ50.

«Рассматривать только количество патентов и количество статей по теме — это только один из этапов, по которому мы отбирали приоритетные области, — сказал заместитель директора Форсайт-центра НИУ-ВШЭ Александр Чулок. — Про­анализировать один такой этап и говорить о том, что прогноз неверен — это в корне неправильно». По его словам, в России небольшое количество патентов может свидетельствовать также о том, что компании предпочитают не патентовать свои открытия, а использовать их в качестве ноу-хау. «Кроме того, не стоит забывать о существовании патентных гонок между компаниями», — добавляет он.

Такое перспективное, по мнению РАНХиГС, направление, как оптогенетика, не вошло в прогноз до 2030 года, хотя в западной прессе это направление уже называют прорывным направлением и прочат ему возможность лечения болезни Альцгеймера и других дегенеративных заболеваний. В РАНХиГС предполагают, что у направления может быть большое будущее, при этом ни у одной страны нет явного технологического преимущества, а промышленные компании не перешли к активной стадии получения патентов.

«Я не знаю, какую версию смотрели авторы, но в итоговом варианте оптогенетика есть — это область задельных исследований «интерфейсы для нейрональной фотостимуляци» и приоритет: «создание гибридных оптогенетических нейрональных систем, функционирование которых определяется рядом физиологических параметров», — говорит Чулок.

«Если оценивать направление только по количеству патентов, то Россия отстала по количеству патентов в области медицины и биотехнологий вообще везде. Однако это не значит, что не надо продолжать исследования в данных областях. Если в какой-то области много патентов и публикаций, это, наоборот, значит, что направление является перспективным», — считает генеральный директор Института стволовых клеток человека Артур Исаев.

Где отстали

Направление по созданию искусственных органов попало в Стратегию-2030, но его не было в Стратегии-2025, когда его так же, как оптогенетику сейчас, только начинали разрабатывать, утверждают в РАНХиГС. «Сейчас изменилось время, период от получения первых результатов в лабораториях до промышленной технологизации стремительно сокращается. Поэтому включение направлений с пятилетним отставанием критично», — считает соавтор исследования, заместитель директора Центра научно-технической экспертизы РАНХиГС Владимир Зинов.

В Японии индустрия создания искусственных органов начала развиваться уже с 2006 года, то есть за два года до создания прогноза-2025. «В 2006 году была опубликована статья Синьи Яманаки о возможности перепрограммирования взрослых клеток мыши в стволовые клетки», — отмечают в РАНХиГС. Уже с 2008 по 2010 год в этой области начинает увеличиваться количество патентов, что, по мнению Зинова, свидетельствует о принципиальной технологизируемости предлагаемых Яманакой прорывных подходов.

А в 2012 году Синья Яманака получил Нобелевскую премию по медицине. «После получения нобелевской премии это направление включают у нас в прогноз до 2030 года в качестве прорывного, однако его сложно таким назвать для России, потому что там уже есть явный лидер, которого нам сложно будет догнать», — говорит Зинов.

По мнению РАНХиГС, с момента получения первых результатов до технологизации прошло всего семь лет, то есть примерно столько же, сколько потребовалось авторам прогноза, чтобы внести направление в документ. «Есть все основания предполагать, что в 2014 году в Российский научный фонд будут поданы десятки заявок на развитие этого направления. В связи с этим возникает методологический вопрос: почему такому «упущенному» на пять лет направлению присвоен статус «прогноза» и почему горизонтом его действия обозначен «период до 2030 года» с учетом того обстоятельства, что старт новой индустрии в стране-лидере назначен на 2014 год?» — задаются вопросом критики госпрограммы.

Что не так с прогнозом

«Мы не критикуем сам прогноз, это дело важное и нужное, но мы считаем, что возможно улучшить его методику. Сейчас ученые просто не могут обработать весь объем данных, которые есть в мире, прочитать все публикации», — сетует Зинов. Можно взять на вооружение технологию big data, когда огромные массивы данных обрабатываются при помощи компьютеров, что поможет отследить действительно прорывные направления.

«Нельзя говорить, что у нас в стране нет людей, которые занимаются оптогенетикой. Но из-за того, что это направление не включено в стратегию, исследователи не могут рассчитывать на получение господдержки и грантов, что тормозит область, в которой Россия могла бы стать лидером», — говорит Зинов. При этом, по его словам, гранты пойдут в те области, где Россия уже отстала. Это в докладе и называют неэффективным расходованием средств.

По словам Александра Чулока, при составлении прогноза используются методы market pull и technology push. «Другими словами, мы сначала определяем вызовы и угрозы, стоящие перед Россией, потом спрашиваем у экспертов, как с ними бороться. Они предлагают какие-то варианты. И только потом мы анализируем, способны ли предложения проблемы решить, — говорит он. — Важно, что у нас наконец-то появились критерии оценки приоритетных направлений, ведь раньше их вообще не было, а значит, мы не могли определять, кому и как выдавать гранты из ограниченных средств бюджета».

«У грантовой системы в России есть другой недостаток. Она не ориентирована на внедрение исследований в практику. Другими словами, гранты получают институты и лаборатории, но внедрять-то должен бизнес, который никаких денег на разработку не получает», — считает Исаев.Источник: РБК daily