Умрет не Рунет, а иллюзия свободы в несвободной стране

Андрей Бабицкий,
журналист,
редактор Esquire

Принято считать, что свобода и Интернет неразрывно связаны: без свободы нет Интернета, а без Интернета — свободы. Но может оказаться, что подцензурный Интернет в глазах большинства пользователей ничем не хуже открытого.

Российский Интернет переживает не лучшие времена. За последний год было принято сразу несколько законов, направленных на ограничение свободы информации, и, что еще хуже, законы эти применяются активно и избирательно. Доступ к нескольким популярным сайтам уже закрыт, а остальные могут быть закрыты в любой момент.

Месяц назад Владимир Путин заметил, что Интернет — это детище ЦРУ, а самая успешная компания Рунета «Яндекс» — марионетка американских акционеров, действующих в геополитических, а не только корыстных интересах. Акции компании тогда обвалились: все знают, что, когда он начинает грезить наяву, ничего хорошего ждать не приходится. Одну атаку «Яндекс» уже отбил не без потерь несколько лет назад, второй может и не пережить. Многие осведомленные наблюдатели считают, что свободному Рунету или Рунету вообще скоро придет конец. Но дело в том, что неосведомленные наблюдатели могут вообще этого не заметить.

Иллюзия уникальности

Трудно спорить, что успех цифровой отрасли связан с относительной ее свободой. Вот только совсем не очевидно, что врожденный либерализм — уникальное свойство создателей Рунета. В конце концов, все они изначально трудились в довольно специфической среде.

Интернет — не только в России, конечно — стал самым большим в новейшей истории человечества новым фронтиром (слово «фронтир» в переводе с английского означает «граница», «рубеж», так назывался авангард поселенцев, которые продвигались на Дикий Запад). Уже давно не появлялось настолько широкого (пусть и виртуального) пространства, в котором не действовали бы, за полным отсутствием, никакие регуляторы, не существовало бы подробной законодательной базы и сложившихся источников ренты. Интернет стал для двух поколений предпринимателей, пользователей и программистов настоящим Диким Западом.

Ценности, отобранные этой средой, были ценностями Дикого Запада. Предприниматели в Сети ценили свободу в самом широком понимании слова, личную ответственность и меритократию. Они не доверяли государству вообще и чиновникам в частности и презирали игры с нулевой суммой. Они с уважением относились к социальному капиталу. Еще они были склонны думать, что этот набор ценностей каким-то образом уникален для их среды, что их успех в большой степени — следствие их ценностей. Но вполне может статься, что — при всех талантах Марка Цукерберга и Павла Дурова — это не так.

Есть популярная оппозиция между цифровой экономикой и старыми, несвободными, ресурсными индустриями, но разница между ними куда меньше, чем кажется. Геологи, открывавшие когда-то месторождения полезных ископаемых и заложившие фундамент ресурсного проклятья, были совсем не бюрократами. Напротив, это были ответственные, молодые авантюристы, любившие риск и ценившие свободу. Даже в Советском Союзе они поддерживали в своей среде меритократию и использовали профессионализм, трудолюбие и любовь ко всему новому как выездную визу из страшной, рабской действительности (об этом, в частности, «Территория» Олега Куваева). Их зарплаты вызывали зависть, совсем как у нынешних программистов. Они были нормальными обитателями фронтира.

Потом на смену геологам пришли зеки, чиновники и в конце концов менеджеры, а на смену венчурным проектам — неторопливый сбор ренты. Новые обстоятельства отбирали совсем других людей. Глядя на «Газпром» (в худшем случае) или Shell (в лучшем), сотрудники интернет-компаний легко могут себе представить свое будущее, лет так через 50.

Свобода гораздо-гораздо лучше, чем несвобода, но в сложившейся экономике все меньшую роль играют личные качества отдельных людей и все большую — логика коллективного действия.

Отнятая стоимость

Если условием существования Интернета является свободный обмен информацией, то люди должны были бы его ценить. На деле это не так: пользователям свобода в нормальном понимании слова не нужна. Недавний опрос «Левада-Центра» утверждает, что только 5% респондентов считают совершенно недопустимыми ограничения в Интернете, а среди тех, кто узнает новости в Сети, таких 6%. То есть потребителям новостей неважно, что за новости они читают.

Значит, с точки зрения подавляющего большинства пользователей, «Яндекс» не станет хуже от того, что будет вынужден фильтровать свою выдачу результатов поиска. Если бы пользователи так не думали, то репрессивные законы просто умирали бы, не родившись: сколько-нибудь мотивированные пользователи умеют найти нужную информацию в обход государственных фильтров. Рынок, по меньшей мере, в этом уверен: мультипликаторы насквозь несвободного китайского Baidu (32) ничуть не хуже, чем у свободного Google (29). А когда Google несколько лет назад грозился уйти из Китая, это вызвало самое затяжное в истории компании падение акционерной стоимости.

Для большинства потребителей свобода поиска информации вообще нерелевантна — для всех, кто использует Интернет для торговли, поиска услуг, видеоигр — для чего угодно, кроме собственно медийного сектора. Когда китайский покупатель находит китайского продавца на сайте, принадлежащем компании Alibaba (идущей на 20-миллиардное IPO), это тоже свобода, пусть и другая, совсем еще недавно немыслимая. Она не менее реальна, чем любая другая, и относиться к ней с пренебрежением — значит не уважать потребителей.

Пользователи не заметят порабощения Рунета, хотя именно они и стали его причиной. Именно молчаливые посетители сайтов могли бы объяснить, каким образом российские власти прошли путь от позиции полного невмешательства в дела Интернета до путинского признания, что Интернет — спецпроект ЦРУ. Они бы сказали, что дело не только в общем желании ограничить свободы, хотя и в нем тоже.

В 1999 году, когда Путин выступал защитником сетевых свобод, свободы эти затрагивали в лучшем случае 1% населения России, что-то далеко за пределами статистической погрешности. Сейчас, уверяет ФОМ, 48% взрослых жителей страны пользуются Интернетом каждый день (против 4% десять лет назад). Следовательно, пользователи Рунета становятся большинством — и попадают на радары Кремля. Рунет, скорее всего, потеряет остатки независимости, но в этом не будет ничего уникального. То же происходило в последние годы с каждой отраслью и каждым общественным движением в стране — когда они вырастали.

Без свободы все придет, конечно, в некоторый упадок. Рост замедлится — в лучшем случае на несколько процентных пунктов. Но это мало кого заботит. Точно это не расстроит власть, когда речь идет о разнице между 40 и 35% (а не 5 и 0%). Потребители тоже останутся равнодушны — чтобы видеть упущенные возможности, нужен натренированный взгляд. Разве что предприниматели поймут печальные перемены, но они-то точно не пропадут после того, как пожили в по-настоящему свободной среде. А для большинства людей все останется, как прежде.

Так что этим летом умрет не Рунет, а иллюзия, что миллионы людей могут сбежать в отдельное пространство и быть свободными в несвободной стране.Источник: РБК daily